|
3 фрагмент «Идя через террасу, я встретил себя, и этот другой Шелли спросил: «И долго ты намерен благодушествовать?» (Шелли в пересказе Мери Шелли) 1.2. В последний год с женой он стал вести нечто вроде дневника натуралиста. Надо было как-то упорядочить этот хаос эмоций то возносивший его в счастье, то бросавший в ничтожество. Из одного состояния в другое не было перехода. Впрочем, в последнее время счастья почти не было. Они замкнулись каждый в себе. У него обрывалось все от неприятных ощущений в простате. Она считала, что он таким вот кривым образом ее разлюбил, а какая-нибудь молоденькая девочка сразу вдохнет в него жизнь. Даже запах от нее стал другой, и он подозревал, что и сам воняет. От скандалов у него темнело в глазах, и он в этот момент наговаривал черт-те что. Для упорядочения он стал записывать их взаимные претензии друг к другу, пытаясь в них разобраться. Доходило до забавного. Он никогда не мог терпеть своего лица. Даже отца не любил, потому что был на него похож (или наоборот). Она же вдруг стала говорить, что он окружил себя своими фотографиями, даже на рабочем столе компьютера выставил морду на фоне швейцарских Альп. Только еще музея его имени не хватает. Он тихо представил, как она уничтожает его бумаги. Зачем-то сказал ей это. Она сначала даже не поверила своим ушам. Это она, которая всю жизнь дрожала над каждой его каракулей, считала его богом, любила само его дыхание, порождающее эти слова и мысли, их необычный строй. Ну да, покорно согласился он, - все в прошедшем времени. А кто виноват в этом? – спросила она. И так далее. Завестись легче легкого, но выйти из ссоры уже невозможно. Послабление наступало все реже. Будь ему куда уходить, он бы ушел первым. Но он мог разве что писать об этом, внедряясь в чужую психику, воспринимая и себя как одного из персонажей. Она же все чаще исчезала из дома. Приходила поздно, о своих делах и планах не докладывала. И ей было тяжело, он видел, и ему, и, главное, шага навстречу друг другу не сделаешь, потому что это вызовет только новый скандал. Однажды за завтраком он спросил, что ей сегодня снилось. Это как бы была фигура речи, движение навстречу, протянутый ей плод примирения – неужели она не понимает этого? Но она как-то вся вдруг раздражилась, сказала, что ей снятся всякие ужасы. Сегодня, что она входит в лифт, а за ней, откуда ни возьмись, какие-то жуткие мужики. Она образом вырывается оттуда, бежит к двери квартиры, стучит, а он ей не открывает, хоть она знает, что он там. Вот так все время, сказала она с некстати появившимися на глазах слезами. Она стучится к нему, а он не открывает. Если б ты знал, какой это ужас. Он даже не смог больше сидеть за столом. Пошел к себе, записал на бумажку разговор. Когда отталкивают, ничего не остается, кроме самого далекого ухода в себя. |